Русская хтонь как поджанр хоррора
Темная допросная комната, две женщины — обвиняемая Лена, уже сознавшаяся в убийстве мужа, и следовательша Валя. Город Норильск. Ассоциации с этим местом у обычного российского человека имеются только неприятные: лагеря, вредное производство, жестокие морозы. Последний раз, когда город попал в новости, был связан с экологической катастрофой — разливом дизельного топлива весной этого года. В кино Норильск представлен «Комбинатом „Надежда“», чья главная героиня мечтает только о том, чтобы оттуда уехать. Но если фильм Наталии Мещаниновой был выдержан в реалистическом духе и на бытовых примерах объяснял, почему настолько депрессивна жизнь у никелевых месторождений в изоляции от большого мира, то режиссерка «Серы» Лана Влади исследует глубокие и жуткие силы, скрытые за поверхностью вещей.
Сера из названия буквально обозначает вредные выбросы в атмосферу («Видела облака над заводом? Так это не облака», — говорит Лена), но за этим образом просвечивает религиозная символика: запах серы сопровождает появление дьявола. Однако картина мира, которая складывается из разговора двух женщин, не слишком похожа на христианскую. Если есть дьявол, то существует и бог; но перед нами — ад без рая, потусторонняя изнанка человеческого, к которой в фильме нет контрапункта. Где-то на периферии присутствует мираж «материка», откуда на север приехала Валя (а когда-то и Лена), но в существовании лучшего мира в такой обстановке приходится сомневаться. «Это у вас в Москве кажется, что жизнь настоящая, а у нас — ну, так, приснилось», — говорит Лена, и ключевое в этой реплике — слово «кажется». Холодный угол мира, в котором пахнет серой, проявляет и обостряет жуткие стороны действительности. Но и «у вас в Москве» настоящая жизнь — только «кажется», а на деле она — призрак, иллюзия.
«Серу» можно было бы назвать разговорным хоррором. В кадре нет чудовищ, сверхъестественных существ, насилия и почти нет крови, но по-протокольному бесстрастные подробности убийства и столь же спокойные рассуждения о голосах мертвых людей работают не менее эффективно. Впрочем, поставленный по рассказу Дмитрия Глуховского фильм хочется сравнивать не столько с жанровым кино, сколько с литературными текстами о русской хтони, которых в отечественной словесности насчитывается немало. О «Мелком бесе» Сологуба напоминает ощущение глухого, нудного кошмара провинциальной жизни, в которой пьянство и насилие кажутся неизбежными. А страшная, психоделическая мистика «Серы» восходит как будто к прозе Юрия Мамлеева и Владимира Сорокина.
У фильма есть и другой важный аспект: «Сера» — еще и социальный хоррор. Если отвлечься от метафизических материй, то окажется, что перед нами маленькая трагедия о домашнем насилии, так называемая бытовуха, каких много в криминальной хронике российских и не только городов. О насилии со стороны мужа Лена говорит, что «человека можно понять» (работа на шахте, полярная ночь, неизбежный алкоголь), и никак не проявляет аффекта — в жизни, лишенной всего человеческого, не остается эмоций, а насилие оказывается единственным доступным языком. Всегда существовавшая проблема сейчас получила новый общественный резонанс, и сюжет «Серы» звучит особенно остро на фоне дела сестер Хачатурян и истории доцента Соколова.
Хотелось бы, конечно, чтобы при всех важных и волнующих темах «Сера» еще бы имела и эстетическую остроту. Рассказ Глуховского представляет собой стенограмму допроса, что кажется сложным материалом для постановки. Лана Влади справляется с главным режиссерским вызовом — как снять двадцать минут диалога, чтобы не было скучно, — при помощи простого, но эффективного приема: кадры в допросной перемежаются с индустриальными видами Норильска, на фоне которых продолжается допрос. Но в смысле постановки это все равно русский хоррор — с синюшной цветокоррекцией, суетливыми крупными планами и однообразным нагнетающим саундтреком. Условность литературного текста становится слишком заметна, когда реплики произносят живые люди — Наталии Чумбуридзе, играющей следовательшу, приходится резко менять манеру поведения ради того, чтобы побыстрее закруглить сюжет, а Анна Слю, наоборот, все двадцать минут говорит на одной ноте, что во второй половине фильма начинает казаться нарочитым. Писательские реплики не всегда просто соединить с условно-реалистичной актерской игрой. Зато в этом тексте есть яркие афоризмы: «Очень маленькая разница между жизнью и смертью, люди путаются», — говорит героиня Слю, и это наблюдение, кажется, можно было бы распространить и на всю русскую жизнь.
Фильм — обладатель Гран-при фестиваля Кинотавр-2020.
