В настоящем материале главный редактор сайта SHOT TV делится своими впечатлениями от просмотра третьего сезона сериала «Монстр», вышедшего в начале октября, и рассказывает, на какую роль фильм претендовал, и почему у создателей ничего не вышло

Монстры среди нас
Они сходят с киноэкранов и книжных страниц и бродят меж людей. Популярная культура удовлетворяет потребность человека прикасаться к ужасному и табуированному, не выходя за пределы собственной зоны комфорта. Расположившись в кресле, устроившись на диване, человек берется за пульт от телевизора или за книгу, чтобы открыть для себя очередную страшную тайну. Человек читает о вымышленных убийцах и психопатах; с еще большим интересом он ищет тру-крайм-истории — они куда сильнее холодят кровь.
Ганнибал Лектор, Декстер Морган и им подобные вымышленные серийные убийцы давно нашли своих поклонников. Странное дело: они вызывают в зрителе симпатию. До чего же отвратительны были деяния Лектора в исполнении Энтони Хопкинса, но как обаятелен был его персонаж — этот хладнокровный каннибал-интеллектуал, от взгляда которого по коже бежали мурашки. И не только у Кларисы Старлинг.
На исходе восьмидесятых, едва я окончил второй или третий класс, родители отправили меня в пионерский лагерь «Мосэнерго» где-то под Рузой. Мы, дети, обожали рассказывать друг другу страшилки, в особенности после отбоя, когда в одной большой спальне с парой десятков кроватей вожатые гасили свет. Истории звучали самые разные, и кто-то прятался от них под одеялом, затыкая уши, а кто-то завороженно слушал очередной жутковатый вымысел о черной перчатке, синей руке, гробе на колесиках и других поразительных штуках.
Именно тогда я впервые услышал имя Фишер. Ребята рассказывали, что за пределами лагеря по лесу бродит маньяк по прозвищу Фишер, убивающий октябрят и пионеров. Он не может проникнуть на территорию, но вполне способен схватить зазевавшегося мальчишку, если тот приблизится к ограждению. Мы боялись подойти к забору, отделявшему нас от чащи, но могли подолгу стоять и всматриваться в густые заросли, питая странную надежду увидеть этого самого Фишера. Мы не представляли, как он выглядит, понятия не имели, что на самом деле он делает с похищенными детьми. О том, кто такой Сергей Головкин, мы узнали гораздо позже. А пока нечто по прозванию Фишер оставалось детской страшилкой, злом, воплощенным в образе незнакомца, бродящего за пределами солнечного и приветливого пионерского лагеря.
Спустя много лет в вагоне метрополитена я увидел плакат, рекламирующий второй сезон сериала «Фишер». Имя, как и прежде, заставило меня содрогнуться — меньше всего я ожидал увидеть его в метро. Имя уже перестало принадлежать конкретному душегубу. Оно стало названием кинофраншизы. То же самое произошло с Чикатило — появилась «Тень Чикатило». Серийные убийцы вдруг сделались героями франшиз. Не только в России, но и за рубежом. Причем у них — гораздо раньше. Наверное, к этому пора привыкнуть, но отчего-то пока не выходит.

Эд Гин
Эдвард Гин, назначенный главным героем третьего сезона тру-крайм-сериала «Монстр» (Monster), — далеко на самый кровавый серийник в истории Соединенных Штатов. На его счету только два доказанных убийства (еще в четырех он подозревался). Куда большую известность Гину принесли его некрофильские наклонности и одержимость похищением трупов с кладбищ. Его дом превратился в кошмарный музей, экспонатами в котором были черепа, отрубленные головы и прочие части тела. Из кожи эксгумированных женщин Гин сшил себе костюм и в нем расхаживал по дому.
Жители городка, поблизости от которого жил Гин, и не догадывались, кто он есть на самом деле. Многие попросту считали его странным малым, не более того.
Истоки психических отклонений Эда Гина следует искать в его родителях и воспитании. Отец страдал от алкоголизма и скончался от остановки сердца, вызванной этой болезнью. Мать происходила из ортодоксальной лютеранской семьи и воспитывала двоих сыновей в строгости, в согласии с Писанием. Она была религиозной фанатичкой, открыто запрещавшей сыновьям знаться с женщинами и жить с теми в грехе.
Когда старшего брата не стало (по официальной версии, он погиб от удушья в лесном пожаре, хотя существует мнение, что его убил сам Эд), мать тяжело заболела, и Эду пришлось ухаживать за нею. Но что бы он не делал, все раздражало женщину — она бранила и кляла сына, называя его никчемным неудачником. Когда же ее не стало, Эд Гин оказался один на один с одиночеством и парафилиями, требовавшими удовлетворения.

На шаткую психику Гина повлияли и газетные публикации о массовых убийствах в нацистских концлагерях, снабженные фотоматериалами, и комиксы о «Суке Бухенвальда» — Ильзе Кох, супруге концлагерного коменданта, коей молва приписывала самые дикие деяния: истязание пленников и изготовление сувениров из человеческой кожи и костей. На послевоенном процессе доказательств подобных преступлений представлено не было, и Кох осудили за убийство. Фантазии, возбужденные газетами и литературой в Эдварде Гине, послужили формированию того самого монстра и извращенца, каким мы его теперь знаем.
Изложенные факты нашли отражение в экспозиции третьего сезона «Монстра», получившего подзаголовок «История Эда Гина» (Monster: The Ed Gein Story). В самом начале матушка застает Эда мастурбирующим в ее собственных бюстье и чулках. Прочитав ему несколько строк из Библии, она пытается разобраться, что не так с ее сыном. Но ответа у того нет. «Только мать может тебя любить, — наставляет она взрослого, на тот момент уже почти сорокалетнего, сына. — Эдди, пообещай мне кое-что. Что ты никогда не свяжешься с Иезавель [жена израильского царя Ахава, чье имя впоследствии стало синонимом всякого нечестия]… Ты никогда не коснешься женщины, никогда не женишься, не прольешь свое семя с ней. Ты меня понял?»
Эта и подобные ей речи (по крайней мере в версии создателей сериала) окажут на Эда Гина сильнейшее впечатление. Уже после кончины матери он будет подвержен постоянным галлюцинациям, в которых будет видеть ее, продолжающую читать нотации и проповеди. Каждый шаг, каждое действие Гин будет сверять с единственным компасом — матерью. В фильме, не сумев выкопать из могилы ее труп, он приносит в дом и размещает в комнате матери тело другой женщины. Таким образом, Гин возвращает «мать» домой.
Может ли это что-то напомнить? Разумеется. «Психо» Альфреда Хичкока.

Хичкок
Когда в 1957 году Гина арестовали по подозрению в двух убийствах, живший всего в пятидесяти милях от его дома писатель Роберт Блох услышал о резонансном деле. Не зная никаких подробностей, но желая сочинить историю о «монстре, живущем по соседству», Блох написал роман «Психоз». Уже потом он рассказывал: «Я знал, что он [Гин] обитал в маленьком городке с населением в семьсот жителей. Сам я жил примерно в пятидесяти милях оттуда, в другом маленьком городке на тысячу двести человек, и понимал, что это тот самый случай, когда, если ты чихнул в северной части города, из южной доносится "Будьте здоровы!" Итак, мне было известно лишь, что некий человек совершил несколько чудовищных убийств в маленьком городке. Он прожил там всю жизнь, и никто ни в чем не заподозрил его. Такова была ситуация, позволявшая думать, что за ней стоит некая история; на основе этой ситуации я и написал роман. Лишь впоследствии, уже после того, как образ Нормана Бейтса был придуман, я узнал, насколько близок он к реальному Эду Гину».
За историю Нормана Бейтса ухватился Альфред Хичкок, только что закончивший работу над картиной «К северу через северо-запад», принесшей три номинации на «Оскар». Хичкок всегда брался за неожиданные и щекочущие нервы сюжеты, и история Нормана Бейтса — владельца придорожного мотеля, а по совместительству серийного убийцы, пришлась режиссеру по нраву. «Наша публика живет в мире, из которого изгнали бога. Каждый день она испытывает страх перед ядерным уничтожением. Дрожа, с оцепеневшим разумом она наблюдала за всей грандиозностью зла, коим был нацистский Холокост, впервые в истории увидев, на что способны люди со сбитым моральным компасом. Франкенштейна, Призрака оперы уже мало, мистер Блох, — рассуждает Хичкок в разговоре с автором "Психо". — Наша публика нашла нового монстра. И этот монстр — мы сами».
Хичкок наслаждается эффектом, производимым на зрителей «Психо»: одни выбегают из зала с рвотными позывами, другие отворачивают лица от экрана, третьи в гневе покидают кинозал. Хичкок — триумфатор, он в очередной раз сказал новое слово не только в жанре ужасов, но и в кино. Триумф, однако, длится недолго, ведь теперь от киногения ждут нового «Психо» — такой же жуткой истории. А художнику не хочется топтаться на одном месте. Альфред приходит на хорроры и с разочарованием обнаруживает, какому тектоническому сдвигу в области кино послужил его «Психо».
Достоверно сыгранный в сериале Томом Холландером (разве что грим кажется несколько неудачным), экранный Хичкок в беседе с супругой приходит к невеселому заключению: «Ты сам виноват, Альфред, ты знал, чем обернется твой фильм, и все равно снял его». «Но ведь у тебя есть и другие истории, Альфред!» — возражает жена. «А кому их рассказывать? Зрители уже не те, и именно я их изменил. Они будут хотеть все больше и больше, как свиньи, отведавшие крови. Назад пути нет».
Создатели «Истории Эда Гина» выходят далеко за рамки сюжета, связанного с собственно Гином. Они шаг за шагом исследуют, как его образ не только возник в популярной культуре, но и распространился в ней. Больше того, сам того не ведая, Эд Гин изменил жизни тех, кто осмелился рассказать о нем.
По большому счету после «Психо» Хичкок уже ни разу не поднимался на подобную художественную высоту. Да, удачными были последовавшие «Птицы» и «Марни», менее успешными «Разорванный занавес» и «Топаз», бесспорно важным «Безумие». Но, как заметил экранный Хичкок, публика, вероятно, ждала от него совсем другого.

Перкинс
Доверив роль Нормана Бейтса Энтони Перкинсу, Хичкок изменил его жизнь. К моменту выхода «Психо» в 1960-м Перкинс был известным голливудским актером, снявшимся в «Жестяной звезде» Энтони Манна и «Любви под вязами» Делберта Манна, где его партнершей стала Софи Лорен.
В образе Бейтса Перкинс отчасти узнал самого себя. Как и Норман Бейтс, любивший рядиться в женское белье, перед своими любовниками Перкинс также облачался в женскую одежду (по крайней мере это утверждают создатели «Монстра»). Как и Бейтс, реальный Перкинс долгое время зависел от сильной и властной матери: «Она контролировала все в моей жизни, включая мои мысли и чувства. "Доделай уроки. Убери игрушки. Прими ванну. Куда ты идешь? Что ты читаешь? Зачем ты это делаешь?" Она чувствовала, что берет на себя ответственность, но на самом деле брала все под контроль».
Перкинс начал заново осмысливать собственную сексуальность, пытаясь разобраться, кто же он есть на самом деле. Почти до сорокалетнего возраста актер не знал близости с женщинами. Когда же она случилась, Энтони счастливо вступил в брак и стал отцом двоих детей. Его старший сын Оз Перкинс — современный режиссер, известный по хоррорам «Собиратель душ» и «Обезьяна».
От Нормана Бейтса Перкинс-старший уйти не смог: «Это Гамлет среди ролей в фильмах ужасов, и играть Нормана Бейтса никогда не надоест», — признавался он. Едва только скончался Альфред Хичкок, как Энтони призвал режиссера Ричарда Франклина создать «Психо 2», действие которого разворачивается через двадцать лет после событий оригинального фильма. Через три года, в 1986-м, Перкинс сам снял третью часть «Психо», а в 1990-м появилась лента «Психо 4: В начале», в которой начисто проигнорированы события второй и третьей частей. Стоит ли говорить, что везде Бейтса играл сам Перкинс?

…И другие
Историей Эда Гина вдохновлялся и Тоуб Хупер, создатель и режиссер франшизы «Техасская резня бензопилой». Персонаж по прозвищу Кожаное лицо обязан своим проявлением именно Гину. Правда, у историков кино есть сомнения, что Гин в действительности повлиял на Хупера. Участники съемок не могут припомнить, чтобы о монстре из Висконсина говорили на площадке. Тем не менее распространенная в наши дни история гласит, что у Хупера были родственники в упомянутом штате. В детские годы те пугали его рассказами об Эде Гине, костюмах из кожи и каннибализме.
— Я хочу напугать людей, хочу шокировать весь мир, — признается Хупер в исполнении Уилла Брилла. — Хочу всех разбудить.
Буффало Билл, сыгранный Тедом Левиным в «Молчании ягнят» Джонатана Демме, — еще одна отсылка к образу Эда Гина. Серийный убийца, за которым охотится агент ФБР Клариса Старлинг, похищает девушек, свежует их тела и из кожи шьет себе женский костюм. Знаменитая сцена, в которой Буффало Билл — Тед Левин облачается в это платье, повторяется и в «Истории Эда Гина» (роль исполнил Голден Гарник).

Зверь на ловца не побежал
Монстры среди нас. Они сходят с киноэкранов и книжных страниц и поселяются меж людей. Отечественные кинематографисты поддержали традиции Запада и снимают сериалы о маньяках и серийных убийцах — настоящих и вымышленных. Имена Чикатило и Фишера, растиражированные на киноафишах, уже не пугают. Они стали деталями быта.
Своему появлению отечественный тру-крайм обязан документальному сериалу «Криминальная Россия», первая серия которого вышла в 1995-м. Его создатели были далеки от мысли подвергать цензуре демонстрируемые фото- и видеоматериалы и щадить чувства выживших жертв и их родственников. Сериал создавался в смутное время находящейся в кризисе стране и показывал ее жителям жизнь без прикрас — с ее уродливой правдой-маткой. Несколькими годами ранее кинематографисты из БССР в куда более интеллигентной манере создали документалку «Витебское дело» о серийном убийце Михасевиче.
Отечественная публика давно подготовилась к лавине сериалов об убийцах и извращенцах всех мастей, что говорить о публике западной, для которой тру-крайм — давно распробованная и желанная пища.
Неоспорим посыл создателей «Истории Эда Гина» — Иена Бреннана и Макса Винклера — взглянуть на жанр под новым углом, указать на то, как он влияет на общество в целом, как рождает моду на то, что не должно становиться модным. Очевидно и то, что в подобной борьбе нельзя победить — вкус толпы стократ сильнее, его желание — закон. Но вскрывать время от времени нарывы — вещь необходимая.
Однако нарывы обнаруживаются и в самом творении Бреннана, Винклера и их коллег. Нельзя не отметить прекрасную работу художников, бутафоров, гримеров, создававших образы людей, возводивших интерьеры дома Эда Гина, наполнявших его отвратительными экспонатами. Нельзя упомянуть и выдающуюся игру Чарли Ханнэма, благодаря которому экранный Эд Гин обрел плоть и кровь. Актер мастерски вселяется в шкуру душегуба и ведет зрителя за собой, показывая, как Гин превращается из недалекого и не более чем забавного деревенского простака в чудовище, одержимое смертью и всем, что с нею связано. В Эде живут двое: наивный фермер со светлым детским взором и безумный монстр, ежеминутно придумывающий себе новые фетиши и обо всем советующийся с матушкой, чей голос непрерывно звучит в голове.
Расставляя капканы для других, тех, кто продолжает снимать о безжалостных убийцах, и желая показать, насколько тлетворным может оказаться влияние подобных работ, создатели сериала попадают в собственную ловушку. Им не удается смирить собственное желание сделать свой фильм максимально натуралистичным и пугающим; в ряде случаев они явно смакуют то, о чем говорят, и это вызывает диссонанс, когда размышляешь о том посыле, который содержится в фильме. Зверь на ловца не побежал. Вместо этого он обогнал его и повалил с ног, напрочь выбив все мысли об охоте.
Растянутый хронометраж восьмисерийной «Истории Эда Гина» заставляет недоумевать: в последних двух сериях речь идет о времени, которое Эд проводит в стенах психиатрической клиники. Он спокоен и мил; его по-прежнему преследуют галлюцинации, и он продолжает говорить с матерью, а заодно и с Ильзой Кох и Кристин Йоргенсен, считающейся первым широко известным в США человеком, который совершил трансгендерный переход в молодости. (Случилось это в начале 1950-х.) И тут Эду Гину — вопреки логике — уже хочется начать сочувствовать. Мы продолжаем наблюдать, как он стареет и угасает в своей комнатушке…
«История Эда Гина», если бы она не встала в один ряд с другими тру-крайм-сериалами по вине своих создателей, могла бы поставить точку в истории жанра. Разумеется, не окончательную. Одну из промежуточных. Она бы подвела некоторые итоги того, какое место жанр занимает в современной культуре, какое воздействие оказывает на смотрящего и так далее. Но этого не случилось — желание быть «как все», стремление «постращать» победили. К проступавшей точке прибавилась закорючка — вышла запятая. История жанра продолжается.